Душа – Богу, сердце – женщине, долг – отечеству, честь – никому! Душа - Богу, сердце - женщине, жизнь - Отечеству, честь - никому.

Эту фразу про «жизнь, честь и Родину» ісконна-русскія патріоты обычно произносят с восхитительным придыханием, искренне полагая, что в таким был девиз у всех воспитанников кадетских училищ и господ офицеров, которые «голубые князья».

.
И не ведают даже, что они лишь повторяют или фамильный девиз немецко-польского графского рода фон Гуттен-Чапских, или название белогвардейского антибольшевицкого фильма 1919 года «Жизнь - Родине, честь - никому…». В котором сборд пьяных бандитов и насильников из Красной армии насилует благородную дворянскую девицу Нину. Лишенная девичьей чести Нина затем вступает в ряды Добровольческой армии, которая начинает наступление на большевиков, чтобы «раздавить насильников России и привести страну к великому будущему».
Но о фильме и сценах сексуального насилия в немом кино, в конце, а сначала откуда взялось это «Жизнь - Родине, честь - никому».

Герб графов фон Гуттен-Чапских с их девизом

В Российской империи слоган «Жизнь - Родине, честь - никому» не имел ничего русского, поскольку принадлежал немецко-польскому графскому роду фон Гуттен-Чапских, еще с середины XVI века владеющему фамильным девизом «Vitam Patriae Honorem Nemini» (Жизнь Отечеству Честь Никому). Герб графов Гуттен-Чапских входил в XIII часть Общего гербовника Российской империи, и по геральдическим законам их родовой девиз не мог пользоваться в России другими дворянам.
Хотя в родовых девизах и разрешались иные вариации из известного средневекового рыцарского девиза «Моя душа для Бога, моя жизнь для Короля, мое сердце для Дамы, моя честь для меня ». Так генерал Васильчиков в 1839 году при возведении в княжеское достоинство выбрал исходный девиз «Жизнь Царю, честь никому ». А девиз у 2-го Санкт-Петербургского кадетского корпуса тоже был похожий: «Веру - Царю, жизнь - Отечеству, честь - никому », породивший заблуждение что такой девиз имели все дореволюционные кадеты.
На самом деле каждый кадетский корпус в Российской империи имел свой девиз - так девизом 1-го Московского кадетского корпуса было «Бойся Бога, чти Царя, уважай власти, люби братий », а девизом Нижегородского кадетского корпуса было «Без лести предан ».
Не входил девиз «Жизнь - Родине, честь - никому » и ни в какой «Кодекс чести русского офицера», хотя бы потому, что никакого писанного «Кодекса чести» у русского офицерства никогда не было. Если, конечно, не считать таковым «Советы молодому офицеру», написанные в 1904 года ротмистром Кульчицким с тупыми сентенциями типа «Бить солдата запрещено законом » или «При денщиках воздержись говорить на щекотливые темы ».

.
Широкое распространение мэм «Жизнь - Родине, честь - никому», получил в 1988 году благодаря советскому фильму «Гардемарины, вперед!». В котором три воспитанника Навигацкой школы времен императрицы Елизаветы, Харатьян, Шевельков и Жигунов постоянно выкрикивая эту фразу, пресекали козни западных разведок в лице Боярского.
Популярность этого фильма в СССР была невероятной, и его слоган вскоре зажил в Российской Федерации своей жизнью, появляясь потом в самых неожиданных местах.

Кадетский корпус «Вечные девственницы»

Режиссер Дружинина позаимствовала теглайн для своего фильма совсем не из времен царской России, а из названия антибольшевицкого немого фильма «Жизнь - Родине, честь - никому…», снятого белогвардейцами в 1919 году в Ростове-на-Дону.
Вот аннотация к этому фильму из газеты «Ялтинский вечер» от 01.11.1919 года:

«Ялтинский отдел Комитета Скорой Помощи чинам Добрармии им. ген. М. В. Алексеева Последние три дня поставлена будет небывалая русская сенсационная кинокартина, изготовленная в г. Ростове-на-Дону фабрикой (Русь) М. С. Трофимова и К°.
Драма в 2-х сериях — 8 частей ЖИЗНЬ — РОДИНЕ, ЧЕСТЬ — НИКОМУ… В картине участвуют более 10 000 человек. Для цельности впечатления обе серии демонстрируются в одном сеансе.
На одном из военных заводов преступная группа под руководством немецкого шпиона Коха устроила взрыв. Во время митинга, созванного после диверсии, выстрелом из кабинета директора завода Беляева убит рабочий. Спасаясь от расправы, Беляев вместе с дочерью Ниной и влюбленным в нее молодым офицером Борисом Марковым бежит на Дон, в казачью станицу к отцу. Там Марков уходит от Беляевых, чтобы создать армию для борьбы с большевиками.
В станице Беляева узнают и арестовывают большевики. Они расстреливают его вместе со священником, пытавшимся его спасти, а Нину подвергают насилию . Однако Беляев остается в живых, и отец тайком приносит его домой. Большевики, узнав об этом, вновь пытаются «пустить его в расход». Не желая терпеть новых издевательств над собой, бывший директор завода просит отца застрелить его, и тот вынужден исполнить эту просьбу.
После смерти отца Нина уходит в ряды Добровольческой армии и встречает там Маркова, который вместе с созданной им армией начинает наступление на большевиков, чтобы раздавить насильников России и привести страну к великому будущему».

Говорят, что Госфильмофонде России этот шедевр частично сохранился, но отыскать его мне не удалось. Очень жаль, конечно, хотя и без него тема сексуального насилия над социально чуждым элементом и лишения чести девиц враждебного класса была весьма популярна и у белых, и у красных. Вот небольшая нарезка подобных кадров из «Антологии Российского кино. Фильм 2-й. 1918-1925» режиссера Марианны Киреевой (студия «Артима», 2003 год).

Так что когда теперь услышите про «Жизнь - родине, честь - никому», то помните, что к истории Российской империи он имеет мало отношения. И что войнам радуются только те, у кого этой чести сроду не было - лишаться-то, все равно нечего …

Егерем он был от Бога. Хотя, чтобы не гневить Создателя, который вряд ли стал бы содействовать в убийстве тварей божьих, будем считать, что помогал нашему герою Леший, личность не такая одиозная. Называли удачливого сотрудника охотхозяйства все от мала до велика просто Кузей. Вроде, и по паспорту он был Павлом, и фамилия - Зорин, и возраст подходил к сорока, а всё Кузя да Кузя. Не находил он в прозвище своём ничего обидного, да и окружающие, уважая в егере простоту, добродушие и необычную удачливость на охоте, ничего уничижительного в кличку и не вкладывали.

Жил Кузя бобылём в опрятной хате на краю станицы. Была женёнка, да уж лет десять прошло, как непутёвая баба сбежала с одним из гостей-охотников, которые в сезон целыми компаниями находили приют в доме егеря. А где гости, там и застолье, где охота, там и праздник, где трофей, там и обмывка. По причине простодушия не умел Кузя отказать заезжим гостям. «За знакомство…, за удачу…, за охоту…, с полем…» - тосты мужские, правильные. Пару раз уже и начальство пугало увольнением за пьянку, но тут как раз являлись высокие гости, а никто кроме Кузи не умел так срочно и гарантированно выставить на нужный номер хрюнделя или сохатого.

Вечером в пятницу приехала компания из Новочеркасска - четверо солидных мужиков на двух дорогих внедорожниках. Один из приезжих, Константин, был егерю знаком. Остальные явились впервые.

Встречай, следопыт, уважаемых гостей, - поприветствовал Костя. – Мы к тебе ненадолго. Козочек погоняем завтра, и в ночь обратно. Сделаешь, как ты умеешь? Магарыч с нас - не обидим…

Дык, почему не помочь хорошим людям, коли с бумагами порядок?!

На три головы разрешения есть, и на кабанчика. Знакомься: Павел, Игорь и Николай Сергеевич, - представил гость товарищей.

Судя по тому, как Николаю Сергеевичу старались угодить остальные, он был за старшего и не только по возрасту. Как всегда уселись за широкий стол, стали обсуждать предстоящую охоту. Гости выставили на стол заморские деликатесы, но Кузя уже давно имел дело с «крутыми», и удивить его было непросто. А вот егерские балык из сома, стерляжья уха, маринованные маслята и вяленая лосятина вызвали просто стон удовольствия присутствующих. Колбасы и буженины были немедленно отставлены в сторону, решили оставить только виски (хотя, по сути это тот же самогон, только брендовый).

Егерю лили прямо в стакан, не мелочились и гости. Только Николай Сергеевич прихлёбывал маленькими глотками да и закусывал с достоинством потомственного дворянина, со снисходительным превосходством поглядывающего на веселящуюся челядь.

Косулька есть, - посоловев от выпитого, похвалился Кузя. – В Дубровке в молодняке три раз за неделю видал, в Широкой посадке тожеть. Не промблема, тока ишо одново ба в загон надо, не то в сторону могуть уйтить. А кабанчика вы как брать плануете: с вышки али с собачкою?

А Таран твой живой? Ох и здорово он тогда секача держал! Сам… молодецкий кобель! – вспомнил прежние охоты Константин.

Живой, уже в этом годе четырёх с под него взяли.

Николай Сергеевич вдруг отставил прибор, вытер густые усы, словно готовясь к серьёзному разговору, опёрся руками о колени.

Кузьма, или как там тебя? Константин вот рассказывал, будто у тебя шашка дедовская сохранилась, не покажешь? – густо забасил он. – Я в оружии толк понимаю, интересно посмотреть: не новодел ли за раритет подаёшь.

Гости поднялись вслед за егерем и прошли в соседнюю комнату. Там на простеньком, советских времён, ковре с оленями висела старинная шашка в небогато украшенных ножнах.

Каждый молодой казак в своей жизни мечтал иметь три шашки. Первую – боевую – он получал, отправляясь на службу. Затем стремился заполучить офицерскую. И пределом мечтаний была именная шашка, которая являлась символом заслуг перед Родиной и признания их обществом.

Николай Сергеевич аккуратно снял оружие со стены, огладил ножны, вынул клинок, опробовал ногтем лезвие, повернул к свету, рассматривая старинную, не совсем симметричную гравировку и надпись, видимо, сделанную полковым мастером: «Казаку Анiсимаву. За храбрость». Руки у него почему-то мелко дрожали, но голос был твёрд:

Откуда она у тебя?

Родовая. Прапрадед с турецкой кампании привёз. Сам генерал Скобелев наградил в 1877 под Плевной.

Так ты Анисимов у нас?

Не, это материна порода.

А как же при Советах уберегли?

В крыше камышовой схоронили в катухе, потом в сухом колодезе отец прикопал.

Сколько хочешь за неё? Пятьдесят тысяч даю сразу.

Да не, не продаётся. Эт святое.

Сто тысяч…

Мне за неё двести сулили, и то не продал. Память… Да и нашто мне деньги такие? Дитя у мине нету, родителев тоже уже. Хатёнка есть, машинёнка какая-никакая, ружьишка, карабин – всяво мне хватаить. Так что, Сергеич, и не соблазняй. Пошли лучше ишо по одной хряпнем, да спать ложиться, ить завтеря вставать рано…

Гость с видимым неудовольствием бросил шашку в ножны и сунул в руки хозяину:

Ты подумай ещё – деньги хорошие даю.

И мараковать тут нечего – не продаётся. Шашка для казака, это как… - Кузя замялся, подбирая сравнение, - как… жёнка.

Ну, я слышал: жену у тебя как раз по пьяному делу-то и увели.

Стал быть, негодная баба была – жалковать не по ком. У казаков надёжные любушки завсегда ценились. А то – ты в поход, а она на бл…доход?! А хозяйство да детишки коню под репушку? Не-е, холера таких забери.

Вернулись за стол. «Одной», конечно, не закончилось. Николай Сергеевич щедро подливал уже совсем захмелевшему егерю, то и дело переводя разговор опять на торг. Непреклонный Кузя так и заснул за столом, сумев отстоять родовую реликвию.

Утром взъерошенный и красноглазый егерь поднял гостей затемно.

Оперативно погрузились в Костин джип. Кузя запихнул в багажник кобеля РЕЛ Тарана совершенно белой масти. Решили начать с косуль. Быстро проскочили по степным дорогам километров шесть от станицы. Остановились у начала неширокой балки, с одной стороны которой тем не менее вилась лесополоса шириной метров в пятьдесят с густым подростом. Егерь и Игорь высадились. Им предстояло быть загонщиками.

Таран исходил лаем и слюной в багажнике.

Чего собаку не берёшь? – спросил Павел.

Не нужон он тут. Козы иши непуганые – сами управимся, а кобель горячий – уведут чёрте куды, ишшы потом.

Егерь объяснил, где лучше встать номерам (Косте места были известны), и джип уехал. Перекурили и тихо тронулись вдоль посадки, захватив по пять–шесть рядков с каждой стороны. Шагали, тихо посвистывая и изредка покрикивая. Не прошли и половины длины, защёлкал Костин карабин, потом гулко дунуло «Бенелли» Сергеича. Ещё ляснул карабин и затихло. Игорь выскочил было на дорогу, Кузя одёрнул:

Не лотоши, гляди в оба – могёть назад пойтить, а можа, подранок иде затаится.

Дошли до «номеров». Те уже беззаботно фотографировались на фоне пары добытых коз.

Сколько голов было?

Четыре. Сразу одна, потом ещё три. Первый хороший рогач был, но я его не ожидал – заметил поздно, три патрона сжёг наспех – не попал, кажется. Сергеич сразу свалил. Они прямо на него вышли, и одну я достал уже на той стороне балки. А Павлу опять не везёт.

Следы проверял, вдруг подранок?

А что без снега можно увидеть, я даже не помню, где он точно в другую посадку зашёл. Что я тебе – соба

Да, не собака, а … Ладно, пошли посмотрим.

Игорь и Павел стали грузить добычу в машину. Николай Сергеевич на правах начальника удовлетворённо курил. Егерь взял на поводок душившегося от нетерпения кобеля, Костя повёл показывать, куда скрылся рогач.

Метров через сто пятьдесят Таран заскулил ещё больше. Кузя всмотрелся в пахоту:

Зацепил. В ногу заднюю попал. Видишь, аккуратится, полностью на правую не наступает. Пуля наскрозь прошла, крови немного. Идём за машиной. Козёл в Бабкин лес пойдёт.

А ты прямо знаешь, что козёл думает? – засомневался Константин.

Раненый он. Бегун с него щас хреновый – в крепь забьётся, в терны. Там с краю собаку пустим, доберёт. И это… там есть в машине чё горючее?

Соляра что ли, зачем? – не понял Костя.

Да какая соляра?! Глаз поправить надо бы, на крови.

А-а-а… - понимающе заулыбался охотник. – Ну, это как полагается.

Вернулись к внедорожнику.

Чуток обождать надо – нехай облежится, а то в горячах далёко уйтить могёть. Таран-то догонить, да могёть со слуха уйтить, а то и придавить да бросить. Без снега не найдем.

Ну что ж, за удачу? – подмигнул Николай Сергеевич, доставая объёмную фляжку с охотничьим орнаментом.

Коньяк разбудил «старые дрожжи», и после третьей стопки Кузя вдруг понял, что ему уже глубоко наплевать и на козла-подранка, и на оставшуюся лицензию на кабана, и на то, что нужно разделывать трофеи.

Может, хватит? – неуверенно спросил Павел. – Пора добирать – дело к полдню уже, а день короткий.

Николай Сергеевич строго зыркнул на него:

Пусть человек здоровье поправляет. Кабана можно и другим разом закрыть. Так, Кузя?

Угм, – промычал вконец захмелевший егерь, но тут же встрепенулся, - подранка негоже бросать, пропадёть. Поехали.

В машине на кочках Кузя валился на плечо сидящего рядом Игоря, но к месту вывел точно. Таран деловито дал круг, прихватил след и умчался в лесок. Охотники спешно пошли над опушкой, вслушиваясь в лесные звуки. Егерь, пошатываясь и неоправданно часто спотыкаясь, побрёл вслед за собакой. Таран залаял недалеко от края, ближе всех к Павлу.

Когда тот сбежал вниз, дело было сделано – кобель держал рогача за глотку. Павел позвал остальных, но собака не желала подпускать к добыче никого, а хозяина всё не было. Звали-звали – не дозвались. Пошли искать. Кузя спал, опершись на ствол упавшей липы, уронив на грудь голову. Разбудить не удалось. Благо, пёс к этому времени потерял интерес к косуле и умчал искать новую жертву.

Давай грузить этих козлов, - пошутил Николай Сергеевич. – Отохотились на сегодня.

Кузя проснулся вечером у себя дома. Непонимающе огляделся, силясь восстановить в памяти день минувший. На неубранном столе очень кстати возвышалась лишь немного початая бутылка «Jameson». На самом краю стола возвышалась солидная пачка денег.

О, денёк удался! – егерь изрядно плеснул виски в алюминиевую кружку, и жизнь снова заиграла бравурный марш.

Только утром, наконец проспавшись, Кузя вдруг понял причину появления такой суммы денег – пятьдесят тысяч. Вскочил, ужаленный страшной догадкой, кинулся в соседнюю комнату. Шашки на стене не было! Всё ещё на что-то надеясь, обшарил закоулки. Нету!

Какой же ты казак после этого? – вслух обругал себя егерь. – Бабу пропил, шашку родовую – и ту пропил.

Кузя ударил кулаком в стену и… пошёл пить. Гудел ещё два дня. На вторую ночь вдруг явно увидел себя босоногим пацанёнком. Сгоревшие на солнце вихры, ноги в «цыпках», перелатанная рубаха. И дед. Ещё в силе, ещё в залихватских усах седой волос только пытается отвоевать место. Ещё казачий чуб лихо «кочерится» над околышем.

Деда! – крикнул казачонок.

Но старый казак вдруг поднял над головой шашку:

Молися, идолов басурманин, ты честь казачью пропил. Нету табе прощения. Опозорил ты весь род наш и Дон-батюшку

И со всего маху, с потягом, рубанул внука по русой головёнке.

Кузя вскрикнул, вскочил и нащупал на затылке здоровенную шишку и кровь – уснув за столом, он во сне вскинулся, упал с лавки назад и ударился головой о косяк двери.

Шашку вернуть удалось. Помог ростовский отставной генерал-майор Ермаков, сам уроженец соседней станицы и заядлый охотник. Он ежегодно выбирался в родные места и два-три дня проводил на охоте у Кузи.

Шишка не скоро, но сошла, а с нею пошла на убыль и позорная страсть…

Исторические перипетии последних лет ста сделали наши представления о многих дореволюционных реалиях и ценностях довольно смутными. Например, знания современного молодого человека о дореволюционном офицерстве весьма и весьма нечетки и сформированы в чем-то обрывками еще советского неодобрения, к которым добавлено часто доведенное до абсурда сочетание образов из «Войны и мира» и обрывков шуток про поручика Ржевского.

Соответствуют ли эти образы реальному русскому офицерству дореволюционной эпохи? Едва ли. Однако можно начать разговор про этих особенных людей (офицерство еще с петровских времен было сформировано в особый клан со своим уставом, особым поведением и, скажем так, правилами приема в него). Для начала можно вспомнить про одежду. В наше время у нового поколения (если расширить его рамки и сделать верхнюю границу где-то в районе до 40 лет и обозначить интеллектуальное развитие и достаток не ниже среднего) очень специфичное отношение к одежде. С одной стороны, это просто средство для ощущения себя максимально комфортно в любых условиях (как погодных, так и социальных), а не только способ скрыть наготу, как было раньше. Но с другой стороны, именно наше время является особенным для модников с максимально обострённым, но при этом тонким чувством стиля. И в этом деле одежда очень важна. Сдают позиции немыслимые перья и блестки, есть максимальная лаконичность, иногда на грани фола стремящаяся в кич, но не переходящая в него. Легко представить современного молодого человека с аккуратной стрижкой и иногда укладкой, в красивой элегантной рубашке, подчеркивающей его подтянутую фигуру. Линии его наряда очень четки, и несет он себя с чувством собственного достоинства. А теперь, если отстраниться от привычного для сознания образа, можно понять, что под описание вполне подходит и описание русского офицера. Аккуратный внешний вид, гордый стан, идеальная по крою одежда. Так появлялся в обществе представитель этого особого класса.

Вот только наполнение у формы офицера значительно отличается от современного. Русское офицерство в его современном понимании родилось во время правления Петра Великого, тогда же появилась и новая военная форма, которая хоть и модифицировалась, но по стилю своему оставалась примерно одной и той же до конца имперской эпохи.

Форма стала символом военной чести, которая включала в себя и ориентирование на идеал во всем (нравственность, образование, доблесть). Поэтому честь для офицера была очень наполненным и многогранным понятием, символом которого стал именно внешний вид. Важность мундира была превознесена до высот, ведь военная форма была одновременно и удостоверением, и обязанностью. Фраза «честь мундира» изначально являлась не просто красивым иносказательным выражением, а демонстрацией того, что именно форма офицера является символом его военного и общественного долга. Важность этой одежды трудно переоценить, известны случаи, когда за недостойное обращение с формой могли даже лишить звания. Например, во время одного из ужинов офицер Корсаков был навсегда отстранен от службы императором Александром I только за то, что расстегнул мундир, а это было расценено как неуважение к воинской дисциплине и чести. Случай стал уроком - ни один офицер не должен забывать, что в его случае одежда не просто является способом скрыть наготу, но прежде всего это визитная карточка наивысшей касты. Также и самые строгие наказания были связаны с формой. Лишиться ее означало поставить крест на военной службе за страшный проступок. Даже в кадетском училище был особый, пугающий юношей ритуал. У провинившегося молодого человека под барабанную дробь командир срывал погоны на глазах у всех. Более страшного наказания придумать было нельзя. И понятно, что при такой огромной важности формы все императоры начиная с Петра I, который и ввел воинскую одежду на манер европейской, одевались в военный мундир. Это словно было демонстрацией того, что офицеры наиболее приближены к царю. Такое значение военной формы появилось еще с допетровских времен. Например, еще при Иване Грозном появилась традиция - самых отважных воинов в бою награждать кафтанами и шубами из барана.

Наиболее ярким приверженцем военной формы был император Александр I, при нем форма стала не только символом доблести, но и ярким проявлением индивидуальности. С юности он был приучен носить легкий красивый мундир в любую погоду и, словно принц, спешивший на бал (естественно, не забыв про коня), в своем идеальном виде всегда оказывался и на поле брани, и на дипломатической встрече. Существует шутка, что царь четырежды кокетливо отказывался от георгиевской ленты только по той причине, что ее желтые и черные полосы не шли к его светлым волосам.

Или например, всегда выделялся своим внешним видом довольно известный ученик Суворова герой Отечественной войны 1812 года генерал Михаил Милорадович, который прославился храбростью, граничащей с безрассудством, а также отчаянно смелым чувством подачи себя. На поле брани он был на прекрасном скакуне, черпак которого был украшен золотом. Но больше привлекал внимание внешний вид самого генерала. На шпаге огнем переливался алмаз, на шее море крестов, а на груди звезд немерено. Отправляясь на встречу с наполеоновским маршалом Мюратом (известным героем и зятем Наполеона), который также славился эксцентричным самовыражением в одежде, он надел 3 огромных шали разных цветов, которые были обвязаны вокруг шеи и развивались хвостом на ветру, взял с собой плеть и уселся на казацкого скакуна. Или всегда славился как настоящий красавец граф Михаил Воронцов. Его знаменитая фраза «Смотрите, братцы, как умирают генералы!», произнесённая во время Бородинского сражения 1812 года, когда дивизия его таяла на глазах, а сам он после этого крика был, казалось бы, насмерть ранен вражеской пулей, осталась на страницах исторической летописи.

Практически каждый русский офицер любил подать себя настоящим франтом, но в этом также был особый смысл. Во-первых, каждый понимал, что любой бой может быть последним, поэтому смерть надо встречать идеально одетым. Во-вторых, «последней войной джентльменов» в современной истории принято называть Крымскую войну (1853–1856), то есть до нее также действовали в чем-то джентльменские правила у противников. В том числе и поэтому наши офицеры старались своим внешним видом превознести не только себя, но и Родину и дело, которым они занимались.

При этом офицер всегда отличался смелостью и даже самопожертвованием. Так, известен случай из биографии молодого, но в будущем великого Кутузова. Когда он командовал батальоном гренадеров во время войны с турками в Крыму, то был смертельно, как казалось врагу, ранен. Пуля прошла между виском и глазом и вышла с другой стороны головы, крови было очень много, и все верили, что это был последний миг Кутузова на Земле, однако молодой организм переборол смертельную угрозу и воскрес, словно феникс из пепла, но уже навсегда лишившись возможности видеть мир двумя глазами. А ведь чувство долга и отваги воспитывалось у офицеров с малолетства. Очень большой миф заключается в том, что офицеры смолоду порох не нюхали, а приходили уже во взрослом возрасте руководить престарелыми солдатами. На самом деле, многие будущие великие командиры воевали с 12–14 лет. В то далёкое время минимальный срок выслуги для дворянина (если он был соответственно обучен, а в ином случае он лишался права стать офицером) был 3 года, для прочих граждан – 12 лет. Примечателен случай случившийся с героем русско-турецких войн князем Долгоруким-Крымским. Во время одной из решающих атак командующий объявил, что первого солдата, который поднимется на вал и останется цел, он наградит офицерским чином. Но даже опытный руководитель удивился, когда ему вместо матерого солдата (а служили тогда по 25 лет) привели юного мальчика: «“Сколько же тебе лет?”- спросил главнокомандующий. “Четырнадцать, а служу второй год”, - ответил Долгорукий».

Конечно, помимо таких красивых историй есть и забавные. Например, это истории про гусаров! Все мы помним полуанекдотического героя Ржевского, который выглядел лихо, а вел себя еще более геройски. Его жизни аккомпанировал звук разбитых девичьих сердец и их счастливые и восторженные стоны. Если разбирать этот образ, то можно столкнуться с вполне оригинальным персонажем. Соответствует ли он реалиям офицерской жизни? Гусарской, если говорить про нее очень гротескно и утрировано, отчасти. Общепринятой - определенно нет. Все-таки «Жизнь - Отечеству, честь - никому!» - это девиз, в котором каждая буква закреплена кровью, и этот текст ни на грамм не соответствует образу раздолбая-гусара.

Вот, например, поручик Ржевский (первоначально герой пьесы «Давным-давно», написанной, кстати, только в 1940 году) отличался в фольклоре крайне сексуально активным поведением, находчивостью и даже наглостью. Точные прототипы данного персонажа до сих пор не известны, но есть некоторые предположения по поводу них. Например, известен дворянин подпоручик Сергей Семенович Ржевский, который славился своим вызывающим и не очень достойным поведением. Так, дошли до нас рассказы о забавных случаях, которые достойны, пожалуй, подростковых кинокомедий. Таким, например, был его приход на бал, когда он дерзко разоделся в простую русскую печь. Впереди, как и положено в данном устройстве, у нее был затоп, а сзади - отдушник. На дверках были надписи: «Не открывайте печку, в ней угар». Конечно же, развеселые господа и дамы так и рвались нарушить предостережение, за что они награждались видом мужских гениталий спереди и попы сзади. Равнодушным такой вид не оставлял никого, одни плевались в возмущении, а другие хохоча аплодировали. Завершил вакханалию только приезд полиции.

Но и среди этих офицеров важность мундира была запредельно высока. Наиболее известными представителями этого рода войск были «Гусары смерти» (либо «бессмертные гусары», официальное название - Александрийский 5-й гусарский полк). Они одевались в черное, а их символом был череп на фоне мальтийского креста (в то время череп считался символом храбрости). Этот устрашающий знак украшал не только одежды героев, но и предметы их быта (от канделябров до мебели). Интересно, что в начале XX века даже на здании штаба полка был помещен огромный череп, в глазах которого были установлены электрические лампы. Так что внешний вид гусаров одновременно пугал и завораживал. Интересно, что в данном полку служили люди известные не только как военные деятели, но и как чудесные литераторы: Николай Гумилев и Николай Булгаков. Гумилев в свое время помимо стихов оставил и воспоминания о Первой мировой войне, в ходе которой он показал себя образцовым офицером. А на примере Булгакова также можно продемонстрировать и важность офицерского звания. По традиции армейских врачей не допускали на собрания своей же части, потому что, несмотря на форму, врач не имел военного чина, а числился просто чиновником, то есть при всем уважении считался намного ниже рангом, хоть и носил военную форму. Еще одним известным черным гусаром был и президент независимой Финляндии (1944–1946) барон Маннергейм, который считался одним из самых неуязвимых героев дореволюционного периода. К сожалению, многие выдающиеся личности той эпохи не смогли пережить революционных событий. Николай Гумилев, например, был расстрелян в возрасте 35 лет, другие погибли в лихорадке Гражданской войны, иные продолжили свое служение родине уже под красными знаменами. Но в любом случае, русский офицер во все времена был на особом счету в обществе. И наверное, будет хорошо, если это ощущение вернется и в современное общество, и в сознание самих офицеров.

Воинская честь во все времена составляла важнейшее духовное качество офицера. Понятие чести восходит к истории Российской империи, когда офицеры представляли собой особое сословие и являлись носителями воинской чести. Обладать честью в дореволюционной России было признано необходимостью для офицерского звания. Неукоснительно следовать девизу «Жизнь - Отечеству, честь - никому!» - являлось основным нравственным принципом в офицерской среде. В дореволюционной России офицерский корпус считался одной из самых привилегированных групп населения. Традиционно связанные с этой профессией представления о чести, достоинстве, благородстве обеспечивали высокий престиж офицера в русском обществе. Лучшие многовековые традиции русского воинства, их уникальные духовные ценности, единое мировоззрение офицерской корпорации нашли свое отражение в «Кодексе Чести русского офицера», который вырабатывался на протяжении 3-х столетий и являлся по сути дела сводом моральных и этических норм. Воинская честь в Кодексе определялась как «внутреннее достоинство, верность, доблесть, благородство души, чистая совесть, почет и уважение».

Важнейшим критерием понимания воинской чести являлось личное достоинство офицера, которое подразумевает уважение к себе, сознание своих человеческих прав, подобающее поведение. В дореволюционной России чувство собственного достоинства воспитывалось с детства и затем шлифовалось в кадетских училищах, военных гимназиях, а позже в академиях. В отношении личного достоинства офицерство всегда стояло на недосягаемой высоте. Известный военный писатель и публицист XIX в., генерал-майор М.С. Галкин, в частности, отмечал: «Честь - святыня офицера, она высшее благо, которое он обязан хранить и держать в чистоте. Честь - его награда в счастье и утешение в горе... Честь не терпит и не выносит никакого пятна».

Одним из принципов офицерской идеологии было убеждение, что высокое положение офицера в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств. Кадровый военный при любых обстоятельствах должен был сохранять свое личное достоинство как составляющую достоинства своего звания. «Чувство чести требует, чтобы офицер во всех случаях умел поддержать достоинство своего звания на той высоте, на которой должно находиться достоинство этого класса общества, несущего на себе священную обязанность защищать престол и отечество». Находясь в публичном месте, офицеру полагалось не забывать, что он не только образованный человек, но и представитель всей офицерской корпорации. Поэтому русскому офицеру предписывалось бывать только в тех обществах, где «господствуют добрые нравы», воздерживаться от посещения сомнительного рода заведений, не увлекаться вином или азартными играми, не предпринимать никаких действий, могущих бросить тень на него лично, а тем более на весь корпус офицеров. Офицеру не полагалось принимать на себя обязательства, которые могли бы его скомпрометировать, как, например, игра на бирже или участие в сомнительных коммерческих мероприятиях.

Кодекс Чести признавал священным долгом для каждого офицера сохранять свое достоинство и доброе имя: «она (честь) является главной драгоценностью для офицера, священный долг которого сохранять ее в чистоте и безупречности».

Чувство собственного достоинства ничего общего не имело с чванством, заносчивостью или чувством превосходства над гражданским населением. «Напротив, офицер должен оказывать уважение всякому званию и вести себя с одинаковым достоинством со всеми классами общества, причем в отношении людей, стоящих ниже его по образованию, не должен опускаться до уровня их нравов, а напротив, стараться поднять их до собственной высоты».

Внутреннее чувство благородства, на котором зиждилось представление офицера о своем положении в обществе, составляло неотъемлемый элемент понятия чести. Благородство состоит в способности жертвовать личными интересами в пользу других, великодушии, неспособности унижаться и унижать окружающих. В кодексе чести отмечалось, что офицер «есть благородный защитник Отечества, имя честное, звание высочайшее». По словам современников и военных историков, рыцарские благородные сердца, бесконечно любящие Родину, бились в груди не только великих наших прославленных полководцев, но и абсолютного большинства офицеров Российской императорской армии.

Представления о благородстве воинского дела имели давние традиции. В изданной для офицеров книге «Наставление к самодисциплине и самовоспитанию» на этот счет сказано следующее: «Офицерское сословие есть благороднейшее в свете, так как его члены не должны стремиться ни к выгоде, ни к приобретению богатства или других земных благ, но должны оставаться верны своему высокому, святому призванию, руководствуясь во всем требованиями истинной чести и сосредотачивая все мысли и чувства на самоотверженной преданности своим военачальникам и отечеству».

А вот с какими словами обращался к кадетам и юнкерам великий князь Михаил Павлович, долгое время руководивший военно-учебными заведениями Российской империи: «Военная служба, сия благороднейшая служба, сколь представляет она вам в будущности славы! Слава на поле битвы для благородной души сколь имеет отрады... и если участь удручила пасть на нем, то остается память. Но это ли одна слава военного? Ежечасное самоотвержение, постоянство и терпение в трудах, без ропота, без устали, сколь они почтенны! Достойный офицер обязан, прежде всего, повиноваться начальникам и наблюдать неукоснительно за исполнением их приказаний. Повиновение же должно быть искренне и безусловно. Помните всегда, что настоящая честь военного человека состоит в благородном поведении».

Уместно вспомнить официальные титулы при обращении к представителям военной профессии: «Ваше благородие» - к обер-офицерам, «Ваше высокоблагородие» - к штаб-офицерам, «Ваше превосходительство» - к генерал-майорам и генерал-лейтенантам и « Ваше высокопревосходительство» - к полным генералам. И это не было чисто формальное титулование. Обращение к офицеру «ваше благородие» обязывало быть благородным, обладать высокой нравственностью, соединенной с культурностью, правдивостью, честностью, развивать эти качества в своей душе» . По мнению военных публицистов XVIII в., хорошее воспитание служит лучшим средством «к сохранению правил нравственности», одним из которых является честность офицера. По их представлению «идеальный воин» - «Правдолюб и откровенен, но всегда наблюдает благоразумную скромность».

Подлость, двуличие, криводушие, нарушение взятых на себя обязательств были нетерпимы в офицерской среде. Офицер не должен был легко давать свое честное слово. Фраза «даю слово офицера» считалось сильнейшим моральным обязательством, и нарушить данное слово - значило раз и навсегда погубить свою репутацию. «Верность слову, не только клятве, всегда отличала офицера. Измена слову, фальшь - низость, недостойная звания его», - отмечалось в военной публицистике XIX - начала XX вв. Генерал-лейтенант Э.Ф. Свидзинский, выступавший в военной печати со статьями по злободневным вопросам армейской жизнедеятельности, воинского воспитания и развития военных знаний, писал: «Слово офицера должно быть залогом правды, и потому ложь, хвастовство, неисполнение обязательства - пороки, подрывающие веру в правдивость офицера, вообще бесчестят офицерское звание и не могут быть терпимы»

С понятием офицерской чести было абсолютно несовместимо угодничество перед начальством, подобострастие, трусость, сокрытие правды или доносительство. Начиная с кадетского корпуса, правило «не фискаль» считалось краеугольным камнем поведения будущего офицера. Тот, кто нарушал его, становился «парией» и сотоварищи относились к нему с величайшим презрением.

Преданность войсковому товариществу в российской армии являлась неотъемлемым слагаемым офицерской чести. Под товариществом понимается не попустительство, круговая порука и покрывательство, а высокая требовательность друг к другу, основанная на доверии, порядочности и взаимовыручке.

Автор оформительской идеи: maclaud
Господи, дай нам силу
Музыка: Сучий век - Инна Труфанова (слова - И. Цырульников, музыка - И. Труфанова)